Почему до сих пор не звонит Булат?

Убедившись, что мне удалось обрести равновесие, я набираю ему сама. Если он задерживается, то я успею сходить в ближайший зоомагазин и купить для Банди вкусняшек, чтобы тот не обижался.

Булат берет трубку не сразу — с шестого или с седьмого гудка, каждый из которых заставляет сердце неприятно сжиматься. Наверное, я все же подспудно жду, что мое розовое счастье рано или поздно поблекнет.

— Привет. Ты скоро? Я просто подумала, что если ты задерживаешься…

— Таисия, — перебивает динамик. — Сегодня у меня приехать не получится. Появились дела.

Внутри холодеет, и отчего-то я даже начинаю лучше видеть. Часто моргаю и разглядываю обнаружившуюся паутину в углу потолка. Жду, что Булат скажет, что-то еще, но он не говорит.

— Поняла тебя. Хорошо… Пока.

32

Булат больше не позвонил: ни вечером, ни следующим утром. Как я не убеждала себя быть благоразумной и не раздувать его занятость до масштабов катастрофы, я все равно не могла не думать… всякое. Например, что наша ежедневная близость стала его тяготить и пришло время кого-то другого: Диляры, Алины или другой обладательницы безупречного тела, волос и кожи. Тут мне пришлось воззвать к здравому смыслу и сказать себе, что если бы речь шла о женщине, то Булат вряд ли назвал это «делами» и вообще бы стал назначать мне встречу. Я ведь ничего у него не просила, а он не считает нужным лгать.

Еще я вспоминала про то, как в Булата стреляли и задавалась вопросом, насколько большие проблемы могла означать фраза «срочные дела». Накрутила себя настолько, что едва не позвонила ему, чтобы убедиться в его состоянии говорить. 

Банди, который, казалось, должен радоваться тому, что я осталась дома, на деле грустил: то и дело заглядывал мне в глаза и совсем не вертелся, когда я надевала ему ошейник перед прогулкой. Он любит меня и всегда чувствует, когда со мной что-то не так.

— Как мне себя вести с ним? — вопросительно смотрю на него, пока мы спускаемся в лифте. — Как ни в чем не бывало, да? Булат ведь много работает. Наверное, действительно случилось что-то срочное. 

Банди наклоняет голову: мол, веди себя как чувствуешь. Легко сказать. Вести себя, как чувствую, означает не выходя из лифта набрать его номер и засыпать вопросами: «Где ты? с тобой все нормально? ты ведь не был с девушкой? дела разрешились? когда мы увидимся?» И совсем не факт, что я смогу сказать все это спокойно.

Мы с Банди гуляем долго, потому что я максимально оттягиваю возвращение домой. В стенах квартиры мрачные мысли усиливают свой натиск и становится совсем невыносимо. Нужно как-то отвлечься. На смену мне только завтра, значит пойду в спортзал.

*********

— А чего это ты к нам в свой выходной? — весело спрашивает Инна, когда я останавливаюсь возле стойки ресепшена, чтобы с ней поздороваться. Выглядит она замечательно: свежей и отдохнувшей. Это потому что неделю назад ее муж, наконец, вернулся домой из затяжной командировки и их семья воссоединилась.

— Да я решила в спортзал сходить, — для убедительности демонстрирую сумку, висящую на плече. — После тренировки, если не будешь сильно занята, поболтаем.

Сегодня я решаю не заниматься на тренажерах, а просто поплавать. Вода меня расслабляет, а это как раз то, что нужно в моем крайне напряженном состоянии.

Каждое действие я совершаю на автомате: снять обувь, раздеться, собрать волосы в пучок, надеть купальник. В них нет никакого удовольствия — только необходимость. Именно так я жила больше года. 

А вдруг он больше никогда не позвонит?

Телефон я волевым решением запираю в ящике. Знаю себя: буду каждые три пять минут вылезать из воды и проверять: не звонил ли? 

На выходе из раздевалки вспоминаю, что не взяла косметичку, которой собиралась воспользоваться после сауны, и возвращаюсь. Замираю. Из ящика доносится мелодия, от которой кожа покрывается мурашками, а в груди трепыхается что-то тяжелое и горячее. Эта композиция стоит у меня на Булата.

Я прикладываю браслет к замку, беру телефон. Да, это он звонит. Нужно срочно успокоиться. 

— Алло.

— Здравствуй, Таисия. Ты где?

Голос у него звучит как и до этого: мягко и спокойно. 

— Я в спортзале, — оттого, что я сказала себе взять под контроль эмоции, эта фраза звучит как-то резко и неестественно. — В «Холмах». Решила поплавать.

— Долго еще будешь?

Я отвечаю не сразу, потому что мысли за секунду разбегаются. Первый мой импульс — сказать, что я уже почти закончила. Я ведь знаю, что скрывается за этим вопросом: он хочет со мной встретиться, возможно, пообедать. Я смогу увидеть его совсем скоро.

— Я только что пришла. Еще даже не окунулась.

Произнести эти слова совсем не просто, потому что они могут означать, что сегодня мы уже не увидимся, и вечер я проведу, запертой в тюрьме из домыслов и переживаний. Но соврать Булату, снять купальник и заново натянуть свои вещи тоже не могу. Даже в собственных глазах это выглядит жалко.

— Сколько времени еще нужно? Я заберу тебя после.

Я прикусываю губу от стремительно набегающей радости и, позабыв закрыть ящик, бездумно иду к выходу из раздевалки. Он хочет увидеться и готов подождать. Возможно, при встрече он расскажет, какие дела его вчера задержали. 

Еще никогда плаванье в одиночестве не доставляло мне такого удовольствия.

******

Булат привозит меня в итальянский ресторан, в тот самый, в котором мы с ним однажды были. Дорогой я не пыталась заговаривать о вчерашнем вечере, но после того, как мы занимаем стол и делаем заказ, вопрос вылетает сам собой:

— Как прошло вчера? Ничего серьезного, надеюсь, не случилось?

— Ничего непоправимого, — как ни в чем не бывало произносит Булат. — Купила лакомства для Банди?

Я бормочу «угу» и опускаю взгляд в пустую тарелку. Радость от встречи неожиданно стала гаснуть, ускользать. Что-то не так, и я не могу сама себе объяснить, что именно. Возможно, причина этому то, что ценой моей бессонной ночи стала короткая, ничего не проясняющая фраза. «Ничего непоправимого». 

— Да, купила. Он был очень рад.

Булат задерживает взгляд на моем лице. Он очень наблюдательный и улавливает любые изменения в моем настроении, даже когда я и пытаюсь делать вид, что все хорошо.

— У Марата есть арендное помещение в пределах Садового кольца. Оно могло бы подойти под офис турагентства.

Теперь приходит мой черед его ошарашенно разглядывать. 

— Ты имеешь в виду… В смысле, предлагаешь мне взять его в аренду?

— Я помогу тебе взять его в аренду, — поправляет Булат. — Не вижу смысла тянуть. Ты ведь еще не передумала насчет турагентства?

— Я? Нет… Но… Просто я думала, что мне стоит сначала доучиться.

— Тебе ведь удается и сейчас совмещать учебу с работой.

— Да, но совмещать занятие турагентством, учебу и работу «Холмах» я не осилю.

— Верно. Значит, от чего-то одного придется отказаться.

— Имеешь в виду, что мне нужно уволиться?

— Точно не подразумеваю то, что тебе надо бросить учебу. Должность администратора — это лишь заработок. Агентство — уже перспектива.

— Я… — от волнения и закрутившегося вихря мыслей, мне с трудом удается подбирать слова. — Мне нужно подумать.

— Подумай, конечно. Время у тебя есть. 

Следующие несколько минут я пытаюсь уделить внимание салату, хотя навеянный плаваньем голод был полностью уничтожен новой идеей. Открытие собственного турагентства было моей мечтой, и как любая мечта, она не позволяла с легкостью к себе прикоснуться. Сейчас же Булат запросто поднес ее на уровень моих глаз. Конечно, мне нужно все обдумать. Все как-то слишком… сказочно. 

Ну что я за человек такой? Настроение скачет, как белка. Только что грустила от того, как скупо Булат мне ответил, сейчас же захлебываюсь восторгом. Турагентство — это ведь тоже его забота обо мне.

Мне вдруг начинает хотеться сказать ему что-то приятное, чтобы извиниться за свои обиды и сомнения. Например, что я по нему очень соскучилась и волновалась. И что Банди тоже по нему скучал. Уже открываю рот, но в этот момент на столе оживает телефон Булата. Он смотрит на экран, и я машинально отвожу глаза, чтобы он не думал, что я пытаюсь подглядеть.